Толстой прочитал своей семье рассказ в сборнике, о чем Т. Л. Толстая сообщала Чехову 30 марта 1899 г., подчеркнув: «Особенно хорош „Керосин“» (ЛН, т. 68, стр. 872). А. Басаргин в рецензии на том II сочинений говорил о «тоне безобидного юмора», которым проникнут рассказ «Неосторожность» («Московские ведомости», 1900, № 270, 30 сентября).
При жизни Чехова рассказ был переведен на немецкий, польский, словацкий, сербскохорватский и чешский языки.
Впервые — «Новое время», 1887, № 3944, 21 февраля, стр. 2–3. Подпись: Ан. Чехов.
Включено в сборник «В сумерках», СПб., 1887; перепечатывалось в последующих изданиях сборника.
В 1889 г. рассказ был напечатан во Львове: А. П. Чехов. Верочка (Рассказ). «Русская библиотека». Львов, изд. И. Н. Пелеха, 1889. Книга хранится в ДМЧ.
Вошло в издание А. Ф. Маркса.
Печатается по тексту: Чехов, т. III, стр. 271–286, с исправлениями по «Новому времени» и сб. «В сумерках»:
Стр. 70, строки 6—7: У статистики бле-естящая будущность! — вместо: У статистики блестящая будущность! (по НВ, ВС1-8).
Стр. 75, строки 12–13: столько я увожу с собой впечатлений, что — вместо: сколько я увожу с собой впечатлений, что (по НВ, ВС3-13).
Стр. 80, строки 5—6: столько во всем этом жизни, поэзии, смысла, что — вместо: сколько во всем этом жизни, поэзии, смысла, что (по НВ, ВС1-13).
10 февраля 1887 г. Чехов уведомил А. С. Суворина об окончании работы над рассказом и об отсылке ему рукописи.
Несмотря на многочисленные переиздания, рассказ почти не правился. 17 марта 1887 г. Чехов сообщал М. В. Киселевой, что отправит его «завтра» в Петербург для сборника «В сумерках». В 1-м издании сборника выправлены некоторые стилистические просчеты газетной публикации. Незначительные разночтения наблюдаются во 2-м, 3-м и 5-м изданиях.
При подготовке собрания сочинений была упорядочена пунктуация и сделано небольшое сокращение.
По предположению В. В. Билибина, высказанному, впрочем, в шутливой форме, в письме около 21–28? февраля 1887 г., Чехов использовал в рассказе материал, сообщенный ему Билибиным: «Какое Вы имели полное право выставить мою Олену героиней рассказа „Верочка“? Вот, смотрите, я Вас опишу под названием „Антоша“» (ГБЛ). М. П. Чехов утверждал, что «описанный в „Верочке“ сад при лунном свете с переползавшими через него клочьями тумана — это сад в Бабкине» (Антон Чехов и его сюжеты, стр. 33). «Городок» — очевидно, Воскресенск, находившийся в пяти верстах от Бабкина. Детали одежды героя воскрешают в памяти облик Чехова той поры: «Высокий, в черной крылатке, широкополой шляпе», — таким запомнил старшего брата Михаил Павлович, когда Антон «студентом последнего курса» приехал на лето в Воскресенск (Вокруг Чехова, стр. 137). Молодая компания в рассказе напоминает компанию, образовавшуюся вокруг П. А. Архангельского, заведовавшего Чикинской больницей. На квартире Архангельского «создавались вечеринки, на которых говорилось много либерального и обсуждались литературные новинки. Много говорили о Щедрине, Тургеневым зачитывались взапой. Пели хором народные песни, „Укажи мне такую обитель“, со смаком декламировали Некрасова» (там же, стр. 138). М. П. Чехов описывает и прогулку в Саввинский монастырь (26 верст), подобную той, которую совершил Огнев (стр. 146).
«Верочка» принадлежала к числу любимых произведений Чехова (см. его письмо к Ал. П. Чехову от 22 или 23 февраля 1887 г.). Ал. П. Чехов сообщал ему из Петербурга 28 февраля: «Твою „Верочку“ очень хвалят ‹…›» (Письма Ал. Чехова, стр. 158).
Однако некоторые сотрудники малой прессы остались недовольны Чеховым, написавшим лирический рассказ. Лейкин в письме к Чехову от 27 февраля 1887 г. называл «Верочку» «неудачной вещичкой», противопоставляя ее юмористическим: «Вам маленькие рассказы лучше удаются. Это говорю не я один. Во вторник на первой неделе поста я был у Михневича на кислой капусте, там было много пишущей братии, зашел разговор о Вас, и говорили то же самое» (ГБЛ). В. В. Билибин подчеркнул этапное значение рассказа в развитии творчества Чехова. Советуя ему бросить «мелочь», Билибин писал 6 марта 1887 г.: «Разумеется, и рассказы в „Нов‹ом› вр‹емени›“, несмотря на их относительную величину, представляют слишком узкую рамку для Вашей артистической физиономии. Отсюда часто происходит неясность, незаконченность и т. п. Возьмем „Верочку“. Она, наверное, не понята ни „критиками“, ни обыкновенным читателем. Мне кажется, что Вы не хотели ограничиться живописанием столь обычного и нередко трактованного сюжета: „она“ случайно полюбила „его“, но „он“ случайно не любит „ее“, и что из этого произошло. Л‹ейки›н, напр‹имер›, так понял и вправе упрекать Вас за заезженность сюжета.
Я понял рассказ иначе. Быть может, я ошибся.
Мне кажется, Вы хотели изобразить не частичный случай, выше описанный, но особый разряд современных людей, у которых, по обстоятельствам сложившейся жизни, сердце засохло, как цветок в латинском лексиконе. Они жаждут любить, но не могут. Это очень печально. Тут драма.
Если это так, то — рассказ но выяснил, и именно потому, что такая тема (вполне, кажется, новая и „современная“) не поддавалась изложению в рассказе, а требовала романа, который ярко очертил бы прежнюю жизнь героя, его предыдущие, между прочим, встречи с женщинами и, в виде финала, что ли, с „Верочкой“, которую следовало бы также написать поярче, еще более оттенить весь жар ее любви, который, однако, не мог поджечь сухую лепешку сердца героя… ‹…›
Рассказ имеет и в настоящем виде большие технические достоинства исполнения. Какая же разница с рассказами „о‹сколоч›ными“!» (ГБЛ).